Я убиваю - Страница 140

140

Она нажала другую кнопку – номер полицейского управления. Ей ответила телефонистка.

– Служба безопасности, бонжур.

– Вы говорите по-английски? – спросила Елена с тревогой.

– Конечно, мадам. Чем могу помочь вам?

Ответ прозвучал по-английски, но слово «мадам», было произнесено по-французски. Noblesse oblige. Елена облегченно вздохнула. Во всяком случае, хоть не нужно ломать голову над языком, в котором она не сильна. Вторая жена ее отца была в ужасе от французского языка, считала его наречием гомосексуалистов.

– Я хотела бы поговорить с агентом Фрэнком Оттобре, будьте добры…

– Минутку, мадам, как вас представить?

– Елена Паркер, спасибо.

– Подождите.

Телефонистка поставила ее на ожидание, и через несколько секунд в трубке раздался голос Фрэнка.

– Елена, где ты?

Елена почувствовала, как вспыхнула, и только поэтому вдруг обрадовалась, что его нет рядом с ней в эту минуту. Ей показалось, будто она перенеслась в далекое прошлое – к робкому и неумелому поцелую Андре Жефферо. Она поняла, что Фрэнк обладает волшебной властью – он может вернуть ей невинность. И обнаружив это, Елена окончательно убедилась, как сильно любит его.

– Я дома. Отец ушел с Райаном и Стюартом, и я одна. Мосс убрал под замок все телефоны. Звоню по мобильнику, который ты мне оставил.

– Вот ублюдок…

Елена не знала, прослушивает ли телефонная станция полиции разговоры Фрэнка Оттобре. Он говорил ей о своем подозрении, что мобильник и домашний телефон, там, в «Парк Сен-Ромен», под контролем. Может, это и было причиной его резкого тона.

Елена не хотела говорить ничего такого, что могло бы повредить ему или поставить в неловкое положение, но чувствовала, что не удержится.

– Есть одна вещь, которую я должна сказать тебе.

Сейчас, велела она себе, скажи сейчас, или никогда больше не скажешь!

– Я люблю тебя, Фрэнк!

Елена подумала, что впервые в жизни произнесла такие слова. И впервые испытывала страх, которого не боялась.

В трубке наступила тишина. Прошло лишь несколько мгновений. Но Елене показалось, что за время, пока она ждала ответа, можно было посадить и вырастить финиковую пальму, и собрать с нее урожай. Наконец, голос Фрэнка прозвучал в трубке.

– Я тоже люблю тебя, Елена.

Так просто, как и должно было быть. От его слов веяло покоем, каким исполнены подлинные шедевры. Теперь Елена Паркер уже ни в чем не сомневалась.

– Да благословит тебя Господь, Фрэнк Оттобре.

Сказать что-то еще времени не осталось. Елена услышала, как в комнате, где находился Фрэнк, хлопнула дверь.

– Извини, я сейчас, – услышала она внезапно холодные слова.

Услышала другой неразборчивый голос. Потом раздался громкий стук, ругательство, и грокий возглас Фрэнка:

– Нет, господи! Опять он, проклятый сукин сын…

И дальше ей в трубку:

– Извини, Елена. Одному богу известно, как я не хотел бы сейчас прерывать разговор, но я должен бежать…

– Что случилось? Можешь сказать?

– Конечно, тем более, что завтра прочтешь в газетах. Никто убил еще одного человека!

Фрэнк прервал связь. Елена растерянно смотрела на дисплей, пытаясь сообразить, как выключить аппарат. Она была так счастлива, что даже не обратила внимание на то, что первое в ее жизни признание в любви было прервано сообщением об убийстве.

54

Фрэнк и Морелли так неслись по лестнице вниз, словно от этого зависели судьбы мира. Сколько еще раз повторится эта кошмарная гонка? Разговаривая по телефону с Еленой, Фрэнк будто попал на несколько секунд на спокойный остров посреди бурного моря, но тут влетел Клод и прервал это сновидение наяву.

Никто опять совершил убийство. И хуже всего – с особым, издевательским цинизмом.

Святой боже, да когда же кончится эта бойня? Что это за человек, если умудряется творить такое?

Выскочив на улицу, они увидели полицейских, столпившихся возле какой-то машины. Улица была перекрыта для проезда и прохода как с рю Сюффрен Раймон, так и с противоположной стороны, до самой середины рю Нотари.

Увидев Фрэнка и Морелли, агенты расступились, пропуская их. Напротив центрального подъезда, немного правее, на последней парковочной разметке, предназначенной для полицейских машин, стоял «мерседес» Жан-Лу Вердье с открытым багажником.

Там лежал труп. Это походило на плохую копию убийства Аллена Йосиды, нечто вроде неудачной генеральной репетиции. В багажнике помещалось скрюченное тело мужчины. На нем были синие брюки и белая рубашка, испачканная кровью. На груди, возле сердца, рубашка была разрезана и пропитана кровью. Но как всегда, больше всего было изуродовано лицо. Труп со снятым скальпелем и ужасным оскалом лица, казалось, уставился в стенку багажника. На голом черепе запеклась кровь, и остался, словно в насмешку, клочок волос, видимо, на сей раз раз работа велась довольно поспешно.

Фрэнк осмотрелся. Агенты держались спокойно.

Ко всему привыкаешь, и к худшему, и к лучшему.

Но это была не привычка, это было проклятье, и должен ведь существовать какой-то способ прекратить все это. И Фрэнк должен найти его во что бы то ни стало, если не хочет снова оказаться на деревянной скамейке в саду клиники для душевнобольных больных и смотреть невидящими глазами, как садовник сажает дерево.

Он вспомнил разговор с отцом Кеннетом. Окажись он сейчас здесь, Фрэнк мог бы сказать ему, что изменил свои убеждения – по крайней мере, отчасти. Пока еще ему не удалось поверить в бога, но он начинал верить в дьявола…

140