– Что будем делать, Фрэнк?
Американец помолчал и глотнул еще.
– Не знаю, Никола. Просто не знаю. У нас почти ничего нет в руках. Что слышно из Лиона?
– С первой записью эксперты закончили работать, но результаты по сути те же, что и у Клавера в Ницце. Поэтому у меня мало надежды на вторую запись. Клюни, психопатолог, сказал, что завтра пришлет отчет. Копию видеозаписи, найденной в машине, я тоже отправил на экспертизу, может удастся получить какие-нибудь антропометрические данные, но если все обстоит так, как ты сказал, здесь тоже ничего не выйдет.
– А что слышно от Фробена?
– Ничего. В доме Йосиды ничего не нашли. Все отпечатки в комнате, где он был убит, принадлежат ему. Следы обуви на полу того же размера, что и на яхте Йохана Вельдера, поэтому нам остается лишь слабое утешение констатировать, что убийца носит сорок третий размер. Волосы на кресле принадлежат покойному, кровь его же – нулевая группа, резус отрицательный.
– А в «бентли» твои ребята нашли что-нибудь?
– То же самое. Отпечатков Йосиды сколько угодно, а на руле другие, и мы сравниваем их с отпечатками охранников, которые иногда водили машину. Я заказал графологическую экспертизу надписи на сиденье, но не знаю, заметил ли ты, она очень похожа на первую. Один к одному, я бы сказал.
– Понятно.
– В общем, у нас одна надежда – это его звонки Жан-Лу Вердье. А вдруг этот маньяк допустит, наконец, какую-нибудь ошибку, которая позволит нам взять его.
– Как думаешь, может, стоит приставить охрану к этому мальчишке?
– Я уже позаботился. На всякий случай. Он позвонил мне и сказал, что его дом постоянно осаждают журналисты. Я попросил не разговаривать с ними и поставил там машину с агентами. Официально – для сопровождения на работу и обратно, чтобы он не попадал им в лапы. На деле же – так я чувствую себя увереннее, но ему ничего говорить не стал, чтобы не испугать. Что касается остального, то можем только по-прежнему держать под контролем радио, что и делаем.
– Ладно. О жертвах что нового?
– Расследуем с помощью немецкой полиции и твоих коллег из ФБР. Изучаем биографии, но пока не выяснилось ничего особенного. Три известных человека, двое американцев и европеец, люди, которые вели очень активную жизнь, но не имели между собой ничего общего, кроме того, о чем мы уже говорили. Совершенно никаких точек соприкосновения, не считая того, что все трое варварски убиты одним и тем же убийцей.
Фрэнк допил свой пастис и поставил рюмку на кованую ограду террасы. Он, казалось, вдруг растерялся.
– Что с тобой, Фрэнк?
– Никола, у тебя не бывало так: вертится в голове что-то, а ты никак не можешь уловить, что именно. Иногда хочешь припомнить что-то, ну, не знаю… скажем, имя актера, которого хорошо знаешь, но все равно никак не можешь вспомнить…
– Конечно, тысячу раз бывало так, прежде. А теперь, в мои годы, это вообще в порядке вещей.
– Вот и я никак не могу понять, что же это такое… Я точно видел или слышал что-то важное, Никола. Что-то такое, что я должен был бы вспомнить, но не получается. И места себе не нахожу, потому что чувствую, это какая-то важная деталь…
– Надеюсь, вспомнишь в ближайшее время…
Фрэнк отвернулся от великолепной панорамы, словно она мешала его размышлениям, оперся спиной об ограду и сложил руки на груди. На лице его отражалась вся усталость бессонной ночи и лихорадочное нервное возбуждение, державшее его на ногах.
– Давай поразмыслим, Никола. У нас есть убийца, который любит музыку. Некий меломан, который перед каждым убийством звонит диджею, ведущему популярную передачу на «Радио Монте-Карло», и предупреждает о своих намерениях. Оставляет музыкальную подсказку, которую никто не понимает, и сразу же убивает двоих, мужчину и женщину, и преподносит их нам в таком виде, что мороз по коже продирает. Он словно насмехается над нами и подписывается под своими убийствами. Пишет кровью «Я убиваю». И не оставляет никаких следов. Это расчетливый, ловкий, хорошо подготовленный и безжалостный человек. Клюни говорит, что интеллект у него выше среднего. Я бы сказал, намного выше среднего. Он так уверен в себе, что во втором случае дает нам новую подсказку, тоже связанную с музыкой, и нам опять не удается ее расшифровать. И он снова убивает. И еще более варварским способом, причем вроде бы вершит при этом справедливость, только издевка здесь еще явственнее. Аудиокассета в машине, видеозапись убийства, поклон, та же надпись, что и в прошлый раз. На трупах нет следов сексуального насилия, значит, он не некрофил. Однако у всех трех жертв он полностью снял кожу с головы. Зачем? Почему он так обращается с ними?
– Не знаю, Фрэнк. Надеюсь, в отчете Клюни будет какое-то объяснение этому. Я сломал себе голову, но не в силах даже предположить что-либо приемлемое.
– Но именно это мы и должны понять во что бы то ни стало, Никола. Если поймем, зачем это ему надо, то, я почти убежден, узнаем, кто он и где его искать!
Голос Селин прервал их мрачные, под стать сгустившимся сумеркам разговоры.
– Все, хватит думать о работе.
Селин поставила на стол аппетитное, дымящееся блюдо.
– Это вам буйабес. Приготовила только одно это блюдо, зато много. Фрэнк, не съешь хотя бы две порции, сочту за личную обиду. Никола, займись, пожалуйста, вином.
Фрэнк обнаружил, что проголодался. При виде рыбной похлебки, приготовленной мадам Юло, бутерброды, которые они съели в офисе, не почувствовав вкуса, казались далеким воспоминанием. Он сел за стол и расстелил на коленях салфетку.