Вежливые отговорки, Дюран. Только вежливые отговорки. Почему бы не сказать все, как есть? Ведь я только что таскал за тебя каштаны из огня, лез в самое пекло – в дом генерала Паркера и его головорезов.
Дюран следовал своей дорогой. Он намеревался выгрузить навоз в огороде Юло.
– Но вы же понимаете, что власти не могут спокойно смотреть на целую серию убийств и не предпринимать никаких мер, какими бы неприятными они ни были.
Фрэнк посмотрел на Никола. Он стоял, прислонившись к стене, оказавшись вдруг совершенно одиноким в этом сражении. У него был вид приговоренного к расстрелу, который отказывается от повязки на глаза. У Дюрана хватило порядочности посмотреть ему в лицо.
– Мне жаль, комиссар, я знаю, что вы превосходный работник, но в данном случае я не могу поступить иначе. Вы отстраняетесь от ведения дела.
Юло никак не реагировал. Возможно, он слишком устал, чтобы как-то ответить. Он лишь слегка кивнул.
– Понимаю, доктор Дюран. Нет проблем.
– Можете взять отпуск. Думаю, это расследование было для вас нелегким. Разумеется, для печати…
Юло прервал его.
– Нет проблем, я же сказал. Не надо сластить пилюлю. Мы здесь взрослые люди и знаем правила игры. Отстранение от дела можете объяснить по своему усмотрению, как сочтете нужным.
Если Дюран и был удивлен ответом Юло, то не подал виду. Он обратился к Ронкаю, будто воды набравшему в рот.
– Хорошо. С сегодняшнего дня вести это расследование придется вам, Ронкай. Держите меня в курсе всех малейших подробностей. В любое время дня и ночи. Всего доброго, месье.
Генеральный прокурор Ален Дюран вынес из комнаты свою ненужную элегантность, оставив за собой тишину, в которую вовсе не желал погружаться сам. Ронкай провел рукой по волосам, хотя его прическа в том не нуждалась.
– Сожалею, комиссар. Я весьма охотно обошелся бы без этого дела.
Фрэнк подумал, что это и в самом деле так. Начальник полиции был весьма огорчен, но не по той причине, в какую хотел заставить поверить. Теперь он сам оказался в клетке с хлыстом в руке и должен был показать, что умеет укрощать львов.
– Выспитесь как следует, думаю, вам обоим это необходимо. Потом жду вас, Фрэнк, в моем кабинете, как только сможете. Есть кое-какие детали, о которых я хотел бы поговорить с вами.
Так же внешне спокойно, как Дюран, он исчез из комнаты. Фрэнк и Юло остались одни.
– Видел? И вся беда в том, что я не могу с ними спорить – они правы!
– Никола, не думаю, чтобы Ронкай и Дюран, будь они на нашем месте, достигли бы лучших результатов. Сейчас уже действует политика, а не логика. Я, однако, еще связан с ней.
– Ты. Но я-то здесь причем?
– Ты по-прежнему комиссар, Никола. Ты отстранен от дела, но не уволен из полиции. Возьми отпуск, как тебе предложили и в твоем распоряжении будет то, чего нет ни у кого, кто связан с расследованием…
– Что ты имеешь в виду?
– Круглые сутки сможешь заниматься этим делом, не отдавая никому никакого отчета и не тратя времени на писанину.
– Кого гонят в дверь, тот возвращается через окно, так, что ли?
– Совершенно верно. Есть одна вещь, которую нам с тобой надо проверить. Я ведь до сих пор не убежден, что заметил ту пластинку на видеозаписи…
– Фрэнк, ты дерьмо. Жуткое дерьмо.
– Но я твой друг. И я тебе обязан.
Юло изменил тон. Покрутил головой, чтобы расслабить шею.
– Ну, думаю, пойду спать. Теперь я имею право, тебе не кажется?
– Честно говоря, оттого, что Ронкай ждет меня в своем кабинете «как только я смогу», мне ни горячо, ни холодно. Я уже лежу в своей постели, разве не видишь?
И все же после этих слов, покидая комнату, оба представили одну и ту же картину – лежащее на кровати, накрытое белой простыней, безжизненное тело Григория Яцимина с обезображенным лицом, и его глаза, устремленные в потолок, не видевшие еще до смерти.
Фрэнк проснулся и увидел голубой прямоугольник окна. Когда он вернулся в «Парк Сен-Ромен», у него не хватило сил даже принять душ. Он рухнул на кровать, едва раздевшись и не задвинув шторы.
Я не здесь, не в Монте-Карло, подумал он. Я все еще в том доме на берегу моря и пытаюсь собрать себя по кусочкам. Гарриет вышла на пляж, она недалеко, лежит на полотенце и загорает, ветер шевелит ее волосы, она улыбается. Сейчас поднимусь и пойду к ней, и не будет никакого человека в черном. Никто не встанет между нами.
– Никто… – произнес он вслух.
Он вспомнил двух вчерашних покойников. Поднялся с постели с той же неохотой, с какой Лазарь вставал при воскрешении. За стеклом видно было море, порывы ветра разрисовывали его на горизонте пятнами алькантары. Он подошел к окну и сдвинул стекло: ворвавшийся теплый воздух взметнул легкую занавеску и выгнал из комнаты ночные кошмары. Фрэнк взглянул на часы. Первый час. Он спал недолго, а казалось, проспит целую вечность.
Он принял душ, побрился, надел чистое белье. Размышляя о том, как развиваются события, приготовил кофе. Теперь, когда Никола вышел из игры, все значительно усложнится. Он не считал, что Ронкай способен успешно руководить следствием. Тот несомненно был волшебником во всем, что касалось связей с общественностью и прессой, но для расследования конкретных дел он не годился – это уж точно не его хлеб. Возможно, когда-то Ронкай и работал неплохо, но теперь он скорее политик, чем полицейский. Тем не менее, у него отличные сотрудники, которые могут действовать вместо него. Не случайно полиция Княжества считалась одной из лучших в мире.
Присутствие Фрэнка в Княжестве между тем превратилось в дипломатическую миссию, и ею нельзя было пренебрегать, со всеми ее плюсами и минусами. Фрэнк не сомневался, что Ронкай постарается заполучить максимум первых и минимум вторых. Он хорошо знал методы, принятые в Монте-Карло. Здесь никто никогда ничего не говорил, но всем все было известно.